Профессия: менеджер науки

С лауреатом премии правительства Российской Федерации 2003 года в области науки и техники Я.Г. Смородинским мне удалось встретиться только в августе, хотя объявлено о присуждении было еще в марте. Раньше не получалось, поскольку Яков Гаврилович все время в разъездах — такова уж специфика его деятельности, о которой чуть позже. А сначала я попросила его рассказать о работе, удостоенной правительственной премии. Присуждена она была заместителю заведующего отделом неразрушающего контроля Института физики металлов Я.Г. Смородинскому в составе большого авторского коллектива за создание эффективных материалов и технологий для защиты бетона и железобетона от коррозии.   

   — Головная организация, где велись основные исследования, — московский  НИИ железобетона и его филиал в Волгограде. Сотрудники этих учреждений и составили костяк авторского коллектива, разработавшего новые технологии защиты бетонных и железобетонных изделий. Моя часть связана с технологиями сварки железной арматуры и проверкой ее качества. Этой тематикой я занимаюсь уже много лет, еще со времени подготовки кандидатской диссертации, посвященной проблеме распространения ультразвука в неоднородных средах. У меня вышли две монографии «Упругие волны и магнитоакустические явления в намагниченной трансверсально-изотропной среде» (2004) и «Внутренняя коническая рефракция ультразвука в конических кристаллах» (2000) в соавторстве с А.Б. Ринкевичем, К.Б. Власовым, М. Кренигом, М. Шписом. Последняя опубликована также в Германии на английском языке.

Металл неоднороден, поэтому звуковая волна распространяется в нем далеко не всегда прямо, без отклонений. Когда звук доходит до неоднородных участков, он начинает рассеиваться, идет под углом, меняет свои свойства, например, происходит изменение его поляризации. В ходе исследования этих явлений обнаруживается масса тонких нюансов, что позволяет не только установить наличие дефекта, но и получить массу дополнительной информации о нем. Сейчас от термина «дефектоскопия» постепенно склоняются к термину «дефектометрия». Раньше, обнаружив в изделии дефект, выносили приговор «брак», выкидывали его или переплавляли. Это не очень рационально. Сейчас мы пытаемся рассмотреть дефект, понять, как он ориентирован, установить его форму, и если окажется, что он не опасен, изделие можно сохранить.

Мы в достаточной степени владеем материалом в этой области, сотрудничая с отечественными и иностранными специалистами, поэтому меня и включили в авторский коллектив. Известие о присуждении премии правительства РФ застало меня в новосибирском аэропорту, где я купил «Российскую газету». Уже на борту встретил старых знакомых, и мы отметили это радостное событие на высоте десять тысяч метров.               

— Вы из тех людей, кто «живет в самолете». Что побуждает вас стремительно перемещаться по миру, общаться с сотнями людей, пребывать в постоянном цейтноте?

— Такая жизнь для меня вполне естественна, ведь я занимаюсь научным менеджментом: изучаю состояние своей проблемы в мире, отслеживаю все новые веяния, устанавливаю контакты со специалистами разных стран, связываю их с производственниками. Кто-то же должен строить мостик между фундаментальной наукой и промышленностью. Раньше у нас были отраслевые НИИ, теперь многие либо прекратили существование, либо сохранили только название, превратившись в частные фирмы с далеким от науки профилем деятельности.

Связи академических институтов с производством также нарушились в годы кризиса. Между тем в Академии и сейчас множество наработок, которые можно внедрить. Директор ИФМ член-корреспондент РАН Владимир Васильевич Устинов многое делает в этом плане, однако у нас такое количество разных направлений, что в идеале в каждом хорошо бы иметь менеджера, который занимался бы координацией и другой организационной работой.               

На Западе такой менеджер есть практически в каждой лаборатории, а у нас пока это редкая специальность. Я взял на себя подобные обязанности добровольно. Экспериментатор испытывает творческое удовлетворение, получив желанный результат, теоретик — создав красивую физическую модель. А мне нравится решать организационные вопросы, устанавливать контакты, общаться с разными людьми, ведь люди — это самое интересное. Мне не приходится заставлять себя работать, ведь эта деятельность доставляет мне истинное удовольствие.

— А как вы пришли к менеджменту науки?

— Я закончил физико-технический факультет УГТУ-УПИ с красным дипломом, сразу пришел в ИФМ (работаю здесь уже 31 год). Вначале был типичным физиком-теоретиком, считал главным своим делом фундаментальные исследования, а к прикладным относился не слишком серьезно. Началось все с того, что член-корреспондент РАН В.Е. Щербинин, возглавлявший научный совет «Неразрушающие физические методы контроля», предложил мне стать его ученым секретарем. Это было еще в доперестроечные времена. Виталий Евгеньевич предоставил мне тогда возможность объехать все организации, входящие в совет (от Риги до Владивостока), подробно ознакомиться с их тематикой. Вскоре я понял, что это знание, сконцентрированная у меня информация — серьезный «капитал».

Сегодня наша секция научного совета РАН по физике конденсированных сред — одна из немногих академических структур, «голова» которой находится не в Москве. В нее входят 15 ведущих специалистов по неразрушающему контролю. Мы координируем все российские исследования в этой сфере в структуре Академии наук и частично в высшей школе.               

Я также являюсь представителем Национальной ассоциации контроля и сварки (НАКС) в Уральском федеральном округе. У нас двенадцать центров, где проводится аттестация специалистов, сварочных технологий, оборудования и материалов, я их курирую. Занявшись сварочной деятельностью, я побывал на десятках предприятий. Сегодня стало проще устанавливать связи с производственниками: к руководству пришли молодые энергичные менеджеры (к примеру, главному инженеру Нижнетагильского металлургического комбината — 43 года). С ними легче решать все вопросы.

— При таком напряженном ритме жизни удается ли полноценно заниматься наукой?

— Я от науки не ухожу. Свой рабочий день (примерно двенадцатичасовой) делю пополам, получается два шестичасовых: один — на науку, другой — на менеджмент. Читаю еще курс лекций в УГТУ-УПИ.

Хотя, конечно, в фундаментальной части приходится себя ущемлять. Зато я до тонкостей знаю, что делается по нашей проблеме в мире, какие направления востребованы, а какие нет.     

В частности я веду институтский контракт с Фраунгоферовским институтом неразрушающих методов контроля (Германия), одним из крупнейших центров прикладных исследований в области контроля. По западным меркам это большая структура — почти 200 человек. Они, в частности, поставляют дефектоскопическое оборудование на Нижнетагильский металлургический комбинат, а мы их консультируем, что очень приятно: не немцы консультируют нас, а наоборот, мы — их. Хотя приборы, конечно, у них высочайшего класса. Дефектоскоп, к примеру, находит в колесе (а это 450 кг железа) дефект сечением порядка одного квадратного миллиметра!

В зарубежных контактах мне очень помогает знание языка, я работаю без переводчика.          

— Не было мысли перебраться на Запад?

— Нет, однозначно — уезжать я не хочу. Здесь я нарабатывал свои связи двадцать лет. В чужой стране очень трудно будет найти подобную нишу. А главное — скучно там. Да, больше порядка, больше еды, меньше бытовых проблем, но в глазах у российских эмигрантов — такая тоска! Разве можно там представить наши институтские капустники, сценарии к которым мы писали и пишем вместе с Виталием Евгеньевичем Щербининым, Ильей Шмулевичем Трахтенбергом и другими коллегами?! Нет, здесь я занимаюсь своим делом и здесь я — счастливый человек.

Подготовила Е. ПОНИЗОВКИНА