Андрей Санников "Кругом войным-война..."

   Не так уж и давно (мы помним это!) всему началом и всему ценой была она — Великая Победа. И мир спасённый, заново цветной, все помнил — но надеялся забыться, все испытав — хотел бы отмести золу. …И высоко летали птицы, и голубело облако в горсти, и обжигали брызги ледяные, и длинные лучи наискосок ложились на полотнища льняные: пайковые пиры, седой висок и рыжий локон, музыка из окон…
   Но время, превращенное в песок, в смешных часах наглядно убывает, и выцветает радуга в дыму, и пепел на полях не остывает, и снова нам — вставать по одному, чтоб только сгинуть заодно со всеми…
   Поэт, не возвращайся к этой теме! Недобрая примета — бормотать: «война, войны, войне…». А он — не слышит, и говорит как есть, и пеплом дышит, и хлипкую расшатывает гать, а что под ней — не видеть бы, не знать бы. Хотелось верить: заживет до свадьбы, хотелось бы наивней и добрей смотреть на жизнь и не тревожить рану…

— Я дальше пересказывать не стану, о чем же пишет Санников Андрей.
 

Е. ИЗВАРИНА
 

Астроном
 

1.
Водяные знаки на Луне —
разные на каждой стороне.

С этой стороны видна собака
(без ноги) у мусорного бака.

А на той — какое-то лицо,
у которого во рту кольцо.

2.
— Куда ты смотришь из трубы?

— На эту страшную Луну
и деревянные столбы,
которые — как в ту войну.

Урчит и свищет соловей.
Смеются женщины во сне.
Солдаты десяти кровей
стоят рядами на Луне.

Придёт затмение Луны —
солдаты станут не видны.
 

* * *
 

Разбитые дивизии дождей
отходят через город весь июль.
И животы торчат у тополей.
Дожди отходят на восток и юг.

Среди дождей и ты. Ты слеп. Ты дождь.
И в толпах тополей стоит она.
Ты слеп. Тебя ведут. И ты идёшь.
Кругом войным-война. Войным-война.
 

* * *
 

На подоконниках вода,
вокруг ночные города.
Шахтеры воют из земли,
как корабли.
Их жены смотрят из окна
(у каждого своя жена).
Навзрыд, навыкате, навзрыд
стеклянная звезда горит
из-под сукна.
 

* * *
 

Как хорошо, когда в пустых лесах
летает улыбающийся страх,

и под руку, как Блок и Гумилёв,
гуляют мертвецы среди стволов,

цитируют себя и, например,
про стихотворный говорят размер.

Во вторник страх мне вот что рассказал:
что книга есть не поезд, а вокзал,

где голос объявляет в микрофон,
какой состав и на какой перрон.

Как все куда-то кинутся бежать!
Начнут в дверях толкаться и визжать!

А выбегут — стоят в пустом лесу,
держа детей и вещи на весу.
 

* * *
 

Вы знаете, пожалуй, я не лгу.
Пожалуй, это только опечатки.
Я разгибаю ночь, как кочергу,
и утром на ладонях — отпечатки.
 

* * *
 

И медный сыр с отверстиями в сыре
я выкопал из сельдяной земли.
А что до рек — то их у нас четыре.
А что до городов — у нас их три.

Здесь все деревья повторяют жесты
и, если входишь утром в ровный лес, —
густые птицы, подымаясь кверху,
касаются дыханием небес.

Запотевает небо. Выйди в поле —
валун, как мертвый, на меже глядит.
О, Господи! За что мне этот голос,
за что мне ветер веки холодит?..
 

* * *
 

Ладони медленного ветра
ложатся на плечи мои.
Он говорит мне об ответах,
он говорит о том, что мы

увидим длительное время
сквозь травянистые поля,
сквозь остывающие реки,
он говорит мне, что земля

зерниста и полупрозрачна,
а воздух порист, бел, как мел.
Латунные простые злаки
стоят в сиреневой золе.

Он говорил со мной и плакал.
Он говорил, а я незряче
и молча на него глядел.

 

Из стихотворений Н. Векшина (1922–1932 гг.)
 

Такие приступы тоски, такие...
До перехода две версты. Россия.

я вышел — только неживой
с одной но слева — ножевой

как небо это высоко
как это небо далеко

как (неразб.) судьба
хохочет с каждого столба

просись просись в мертвецкий рай

...проснись проснись не умирай
 

* * *
 

В железных дурдомах,
где иней и солома,
где кожа, будто клей,
где снег сухой во рту —
меня спасло одно:
предощущенье дома,
похожего на тот,
в котором я умру.

Когда моей рукой
мне кто-то резал вены,
когда вокруг, визжа,
откатывалась кровь,
когда напополам
распахивались двери —
я не нашел свой дом
среди чужих домов.

В проломленных церквах,
в продавленных общагах,
в прокисших деревнях,
почти сходя с ума,
обнашиваясь и
слабея и нищая, —
я не нашел свой дом,
впадая в дурдома.

Я помню этот дом
(а я его не видел,
он одинок, вокруг —
слюда или вода),
в который я войду
и никогда не выйду,
в котором я смогу
остаться навсегда.