Самый памятный день

 
 

29 сентября российские атомщики впервые отметили свой профессиональный праздник. В преддверии этого дня разработчики и испытатели атомного заряда вспоминают то время, когда все только начиналось. На вопрос «Какой день в вашей трудовой биографии запомнился больше всего?» отвечают сотрудники РФЯЦ-ВНИИТФ.


 



 

Научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ, академик Евгений Николаевич Аврорин:
 

Научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ, академик Евгений Николаевич Аврорин. Фото С. Новикова.
 

— Ни один день не запомнился мне так ярко, как 22 ноября 1955 года, когда на Семипалатинском полигоне в 6.47 по московскому времени прогремел самый сильный взрыв в его истории — прошли государственные испытания ядерного заряда РДС-37 мощностью в 1,6 мегатонны.
 

Пожалуй, это был важнейший день в моей жизни, повлиявший на мое мироощущение, на дальнейшую работу и научные изыскания. Во-первых, то давнее испытание явилось прорывом в наших исследованиях, фундаментальной основой для будущих разработок. Мы первыми в мире произвели взрыв второй двухступенчатой водородной бомбы, сбросив ее с высоты 12 тысяч метров с бомбардировщика Ту-16. Ее термоядерный заряд был более мощный, чем в первой бомбе. Изделие РДС-37 с принципиально новой физической схемой заряда стало основой ядерного оружия современного поколения.
 

Во-вторых, я впервые принял участие в таком серьезном испытании, на которое были потрачены немалые средства, и в полной мере ощутил ответственность за его результат. И, в-третьих, мне довелось увидеть зрелище, которое по своим масштабам затмило и затмевает до сих пор все, когда-либо увиденное мною. Это страшно, грандиозно, величественно. Казалось, что земля вскипела и выбросила в небо свинцовую тучу, которая накрыла пол-Земли. Такое действительно можно испытать лишь раз в жизни.
 

Заместитель научного руководителя РФЯЦ-ВНИИТФ, академик Борис Васильевич Литвинов:


Заместитель научного руководителя РФЯЦ-ВНИИТФ, академик Борис Васильевич Литвинов. Фото С. Новикова.
 

— В моей долгой жизни было столько событий, столько коллизий, что выбрать из бесконечного множества один самый значительный день очень сложно. Но вот, пожалуй, два события, которые запомнились мне не из-за того, что они наиболее яркие для меня, а просто они стали некими уроками, преподанными мне жизнью.
 

1956 год, 24 августа, Семипалатинский испытательный полигон, физический опыт 27 (ФО-27). Моя первая поездка на испытание. Я очень не хотел ехать, меня в то время захватила интереснейшая работа в качестве начальника группы рентгенографического отдела КБ-11 (ныне РФЯЦ-ВНИИЭФ). Кроме того, скоро должна была вернуться из Киева с курсов повышения квалификации молодая жена, и мы собирались вместе с маленьким сыном в отпуск в Крым. Еще в 1955 году мне и моему начальнику Т.М. Тарасову поехать в Семипалатинск предложил начальник газодинамического отдела КБ-11 Б.Н. Леденев (будущий директор нашего НИИ-1011, ныне РФЯЦ-ВНИИТФ). Он сказал, что это испытание много даст нам как специалистам. С огромной неохотой я согласился, и вот мы самолетом прилетели на полигон. Началась совершенно новая для меня работа. Место службы — неустойчивая стометровая вышка, оборудованная зеркалами, эдакий зеркальный тракт. Система зеркал должна была при взрыве заряда передать в ка зематы, откуда управляли испытанием, информацию о взрыве (свечение и т.д.). Ходили к ней по ночам пешком, забирались на верхотуру и проверяли работу зеркал. А они все время колебались, потому что ночью дул сильный ветер, и вышка качалась до двух метров в размахе. Изображения уходили и не попадали на установки в каземате.
 

Подготовка к приземному взрыву с энерговыделением 20–150 тысяч тонн тротилового эквивалента продолжалась около месяца. 24 августа началось испытание. Мы находились на расстоянии 15 км от точки взрыва, за 1 км от места, где им управляли. Легли ногами к эпицентру, надели черные очки (первое – чтобы смягчить ударную волну, второе — защититься от свечения) и стали ждать отсчета. И вот — «…Один. Ноль!». Мы сжались, ждем чего-то сверхъестественного… И вдруг — пшик! И все. Обернулись, а там нашу башню немного покорежило, а больше — никаких следов. Наш руководитель даже растерялся: неужто не получилось?! Да, не получилось. Взрыв произошел не полностью. Такое бывает, это не просчет, не ошибка, а физическое явление, свойство зарядов того времени. Так что в тот день я приобрел опыт, что ждать надо — умеренно.
 

Второе яркое воспоминание — это октябрь 1962 года, когда я как главный конструктор института и Б.М. Мурашкин отправились в качестве наблюдателей на полигон Новая Земля, где проводилось воздушное испытание нашего ядерного заряда. После нас должен был взрывать свой заряд КБ-11. Вокруг этого вышел жаркий спор между нами и КБ-11, даже Сахаров приезжал, чтобы настоять на отмене нашего испытания. Однако состоялись оба взрыва — 25 октября наш, 27 — КБ-11. В «наш» день стояла преужаснейшая погода: дул сильный ветер, шли очень плотные облака, стоял мороз. От дома, где мы жили, до пункта управления мы добирались по лееру — веревке, натянутой между домами. Пришли, подготовились, дождались отсчета «0»… И ничего не увидели! Только в облаках что-то засветилось, а позже пришла глухая, «мягкая» ударная волна. Наш командир сказал, что, наверное, произошел отказ.
 

А через день, как назло, стояла чудесная погода, и взрыв, совершённый КБ-11, был ясно виден. Только тогда мы воочию наблюдали этот ужас. Контраст меня поразил, и потому это событие выделяется для меня среди прочих.
 

Помощник директора РФЯЦ-ВНИИТФ Владислав Иванович Никитин:

— Это был даже не день, а дни: зима 1971 года. Я работал на полигоне Новая Земля в группе, состоявшей примерно из сорока человек (в их числе Верниковский, Кодинцев, Корякин, Чингарев и другие). Группа с осени 1970 года занималась разоружением или, точнее сказать, расснаряжением нашего изделия, которое не взорвалось три года назад. В течение нескольких месяцев мы прокладывали к нему штольню, выясняли все обстоятельства дела. Лично я обеспечивал безопасность всех работ. Операция была уникальной и представляла огромный риск из-за того, что не было известно фактическое состояние заряда. Разумется, она не афишировалась, поскольку это была наша неудача. Мне запомнилось, как беззаветно, самоотверженно трудились люди, несмотря на экстремальные условия: все-таки зиму на Севере не каждый выдержит, даже если ничего не делать, а тут такая сложная задача, которую надо было выполнить в достаточно жёсткие сроки. Когда добрались до заряда, покрытого за три года пылью толщиной в два пальца, обнаружили причину того, что взрыв не состоялся, — при сборке был недожат контакт. Заряд вновь замуровали и уничтожили взрывом — несмотря на то, что наши специалисты очень хотели его разобрать и по этому поводу даже посылали руководству депеши. К сожалению, большинства из участников той памятной экспедиции уже нет в живых.
 

Заместитель начальника НИО-5 РФЯЦ-ВНИИТФ Ахат Саитович Ганеев:

— Самое сильное впечатление оставил первый опыт в подземных условиях, проведенный нашим институтом, — физический опыт 10 (ФО-10), состоявшийся в феврале 1962 года. Я участвовал в нем как руководитель физических измерений. Основной частью физической аппаратуры являлась вакуумная труба длиной сто метров, по которой выводилось рентгеновское измерение взрыва. Опыт был сложный, с применением множества разных методик и аппаратуры, в основном самодельной, так как промышленность того времени не выпускала необходимых нам приборов. Нас поджимали и сроки. Они, во-первых, определялись американцами, опережавшими нас в развитии атомного вооружения, а во-вторых, нашим Политбюро, которое стремилось обогнать США и потому ставило перед нами конкретные задачи и указывало точные даты их решения (к примеру, после ФО-10 малочисленная группа молодых ученых провела следующий опыт в космосе уже в октябре того же 62-го года, не имея, представьте себе, никакой аппаратуры для его выполнения!).
Сжатые сроки привели к тому, что мы совершали ошибки, которые приходилось на ходу исправлять. Одной из больших ошибок, произошедшей именно по моей вине, была неправильная конструкция стеклянного манометра. Когда в штольне после установления ядерного заряда шла вторая бетонная забивка, манометр лопнул, и это привело к потере вакуума. Забивочные работы пришлось приостановить. Мы частично разобрали вторую забивку толщиной в десять метров и через проделанный лаз, по-пластунски, по острой щебенке, проникли к измерительным устройствам. Меня как основного исполнителя первым не пустили. Когда нашли и устранили причину аварии, опыт продолжили.
 

Через несколько секунд под нашими ногами задвигалась земля, и мы едва устояли. По телеканалам пришло сообщение, что вся аппаратура сработала нормально, вакуум во время опыта был в норме, никакого прорыва радиоактивных газов не случилось. Кричим «Ура!».
 

А в 1971 году мне довелось участвовать в испытании мощного ядерного заряда на северном полигоне Новая Земля. Испытание прошло в обычном режиме, все защитные сооружения выдержали, никакого прорыва радиоактивных газов через защитные сооружения не произошло. Но было одно исключение: испытание проводилось при безветренной погоде, что на севере редкость. После каждого взрыва ядерного заряда выделяется большое количество инертных газов, которые через образовавшиеся в горном массиве трещины выходят наверх и распространяются ветром от штольни. Это весьма опасно, так как газы радиоактивны. И в данном случае отсутствие ветра привело к тому, что они, будучи тяжелее воздуха, стали стекаться к подножию горы, где находилась регистрирующая аппаратура. В результате произошло облучение фотопленок. В опыте применялась часть аппаратуры с фотопленками с автоматическим проявлением, а большая часть — без оного.
 

Информации, полученной с фотоплёнок с автоматическим проявлением, оказалось почти достаточно для выводов, но не хватало данных, зарегистрированных на фоновой пленке, которая оказалась в числе засвеченных. Ее обычное проявление привело лишь к полной черноте. А в это время в Москве военный инженер майор А.Н. Хитров занимался восстановлением облучённых радиацией пленок. Ему удалось создать методику, которая спасала пленки, получившие несколько сот рентген. Он взялся нам помочь – и спас наши пленки! Полученная информация на сто процентов совпала с нашей гипотезой. Ощущение колоссальное: когда впервые видишь то, что получилось, и оно совпадает с тем, что ты хотел увидеть.
 

Вот два дня из моей жизни, которые помнятся мне так ясно, словно я только что вернулся из командировки, и переживаются так же, как в дни моей молодости.
 


Подготовила В. ЧЕРНЫХ
 

 

 

19.10.05

 Рейтинг ресурсов