|
 На пороге и накануне нескорой уральской весны —
на водоразделе погод и в смешении чувств — так соразмерны нам поэтические
ритмы, так созвучны музыкальные фразы. …Так удачно совпали — дымчатые,
ветрено-снежные мартовские сумерки и вечер-концерт, вечер-встреча. Для
завсегдатаев Дома ученых пела и читала стихи Галина Метелева. Уже достаточно
известный (и, главное, многими искренне любимый) поэт, здесь она выступала
впервые, и, видимо, поэтому публики собралось не так много. А жаль. Жаль
неслучившихся слушателей, которые — не услышали, проглядели, пропустили…
Не так, вроде бы, и много: несколько исписанных
листков, голос и гитара, настроение и состояние. А вот поди ж ты! Возникает
со-звучие — пробуждает со-чувствие, вроде бы, один голос звучит, а налицо —
со-гласие, многоголосье, но — потаенное, неявное. Лирическая поэзия вообще —
слово потаенное, дело добро-вольное. Понимание здесь равнозначно
состраданию, единомыслие вовсе необязательно, но легко достигается
единодушие, потому что «песенка мала, а душа — без меры», потому что поет и
плачет, на самом деле, сама душа. О том, как мы тонем «в житейском море,
покрывающем до глаз», о том как «небесная лазурь продляет нам дни» — мы,
быть может, и не замечаем, что помощь близка, а ведь даже в повседневности,
в глухом нашем автономном подводном плавании сквозь серые будни «все хоть
что-нибудь да значит, а быть в печали — смысла нет»…
Обаяние стихов и песен Г. Метелевой — в
сочетании простоты и глубины, сердечности и духовной устремленности,
нежности, искренности — и мужества, твердости, силы. Есть в них и мягкая
самоирония, и свежесть, точность образов — свой почерк, свой лад, и очень
внятно — своя судьба:
…кто-то руку мне дает,
и за той рукой
восхожу на берег тот
потеряв другой… —
житейский опыт есть опыт расплаты, растраты,
жестокой надежды. Но он же — сокровище наших радостей, нашего доброго смеха.
Поэтому очень органично в «либретто» вечера вплелись стихи о детях и для
детей, частушки, «дразнилки», «кричалки» и другие фольклорные мотивы.
Конечно — стилизации, но легкость, лукавство, задор в них слышались подлинно
народные. И народ в зале принимал их особенно тепло.
В самом деле: кем искони на Руси был поэт (поэт
в гуще народной, а не пиит у престола)? — скоморохом, раешником, у-богим
странником. Верхи вознесут — да разжалуют, зато низы — пожалеют:
Дорога монета? —
нет, не дорога:
пожалей поэта,
Ваньку-дурака,
его лукавство — столь ранимо, его бесшабашность — так бывает горька… Но все
это — музыка. Музыка сиюминутного настроения и «музыка сфер», музыка чувств
и отношений, города и поселка, леса и поля: все — для нас, все — чтобы
удивиться и пробудиться, и полюбить, «и обо всем успеть сказать, и выровнять
свой почерк»…
Е. ИЗВАРИНА
|