Плывём... Куда ж нам плыть?

С этой бессмертной пушкинской строки академик В.В. Алексеев начал свой доклад «Проблемы развития российской цивилизации» на круглом столе Уральского научно-исследовательского института человека, состоявшемся 5 марта в Институте истории и археологии УрО РАН.
 

Актуальность предложенной Вениамином Васильевичем темы несомненна: во-первых, включение цивилизационно-культурного измерения в анализ модернизационных изменений российского общества помогает глубже осознать специфику отечественной модернизации; во-вторых, при всех многочисленных отсылках к специфике российской цивилизации в работах ученых разных школ вопрос о конкретном наборе «цивилизационных кодов», определяющих эту специфику, так и остается открытым. И уже сама попытка выделить не просто достаточно полный набор, но, по мысли Вениамина Васильевича, внутренне взаимосвязанную систему из почти двух десятков сущностных предпосылок и характеристик представляет собой определенный прорыв в применении цивилизационного подхода к анализу нашей истории. Разумеется, в газетном (а значит, по необходимости кратком) обзоре невозможно пересказать все содержание такого объемного комплекса идей; отметим лишь, что постоянным рефреном в докладе академика В.В. Алексеева звучала мысль о сохранении тех или иных характеристик на протяжении более чем тысячелетнего существования российской цивилизации. Принимая разные формы, по-разному осознаваясь современниками и историками, цивилизационные коды продолжают «работать», определяя самобытность России как цивилизации, имеющей свое «неповторимое лицо».
 

Академик В.Н. Большаков в своем выступлении заметил, что как бы мы ни гордились своим цивилизационным статусом — а нам, безусловно, есть чем гордиться, — он отнюдь не очевиден при взгляде «со стороны». На официальной карте объектов культурного и природного наследия ЮНЕСКО, например, Урал просто отсутствует — за исключением девственных лесов Коми. Если природные объекты, статус которых признан мировым сообществом (например, озеро Байкал или вулканы Камчатки), в азиатской части страны есть, то крайним восточным объектом культурного наследия является Казанский кремль. Всего же в России памятников культуры мирового уровня аж целых десять, то есть мы с точки зрения мирового сообщества находимся где-то на уровне Польши (9 объектов) и Словении (12), тогда как в Испании — 40 объектов и т.д. Надо активнее вести работу как по пропаганде отечественного культурного и природного наследия, так и по включению этих объектов в охранные списки мирового сообщества.
 

Удивительнее всего, что даже среди собравшихся призыв Владимира Николаевича «знать и любить родной край» не вызвал единодушной поддержки. В зале звучали и слова о том, что официальные документы ЮНЕСКО нам не указ, мы сами знаем, чем гордиться. Разумеется, формат круглого стола предполагает свободное выражение мнений, однако такую точку зрения вряд ли можно признать конструктивной — зачастую именно официальное признание памятника становится последним барьером, удерживающим власти и бизнес от «эффективного освоения» заповедной территории.
 

Острым и тревожным было выступление доктора философских наук О.Ф. Русаковой (ИФиП УрО РАН). Ольга Фредовна отметила, что первые три модернизации российского общества (петровская, пореформенная и 30-х гг. ХХ века) были технологически вполне успешными, однако каждая из них обернулась для страны гуманитарной катастрофой. Все их объединяли централизованно-мобилизационный характер, жесткое давление «сверху», установка на решение задач любой ценой. Сейчас власть декларирует, что новый этап модернизации должен идти одновременно и «сверху» и «снизу», — но есть ли у народа силы и энергия для нового рывка? Какие общественные слои и силы заинтересованы в четвертой модернизации? Каковы условия ее осуществления? Сегодня российская бюрократия — сама себе и государственная машина, и партия. Тщательно выстроенная вертикаль власти создавалась ради стабильности, а сейчас от нее требуют инноваций. За последние годы вдвое выросло и достигло 70% число чиновников в ранге заместителей министра — выходцев из силовых ведомств. С мобилизационной модернизацией они безусловно справятся, но готовы ли они к инновационной модернизации? Наиболее эффективными региональными лидерами сейчас являются не те, кто развивает местную базу, а кто способен получить дополнительные ресурсы из центра. Средний класс за период кризиса резко сократился… По-видимому, определенные надежды можно возлагать лишь на межрегиональные связи.
 

Член-корреспондент РАН В.И. Уткин в своем выступлении остановился на роли образования в контексте модернизации. По его мнению, как олимпийских чемпионов невозможно подготовить за четыре оставшихся года, так и инновации надо начинать с реформ начальной школы. Без «критической массы» специалистов, имеющих образование самого современного уровня, никакую инновационную экономику создать невозможно.
 

Президент УрГУ, член-корреспондент В.Е. Третьяков отметил, что стратегия развития страны должна иметь принципиально иные ориентиры. Благополучие — недостижимая цель, поскольку не имеет верхней границы. Даже когда нам обещали коммунизм к 1980 году, это не предполагало автомобиля в каждой семье. Фундаментальные и прикладные исследования, образование и промышленность должны быть выстроены в единую цепочку, и создание ее должно восприниматься как «государево дело».
 

Разумеется, затрагивались в дискуссии и тема духовности, и проблема создания федерального университета, и процесс распада единой когда-то общности — советского народа… Тем и любопытны круглые столы Института человека, что позволяют свободно высказываться о наболевшем, даже если связь с темой основного доклада не вполне очевидна для присутствующих. Но из сопоставления именно таких, казалось бы, далеких друг от друга реалий нередко и вырастает настоящая научная жизнь, которая всегда междисциплинарна.
 

А. ЯКУБОВСКИЙ
 

НАУКА УРАЛА
Газета Уральского отделения Российской академии наук
Март 2010 г. № 06 (1013)