Революция Дарвина продолжается

В конце прошлого года на кафедре философии Института философии и права состоялся «круглый стол», посвященный двойному юбилею — двухсотлетию со дня рождения Чарльза Дарвина (1809–1882) и стопятидесятилетию с момента выхода в свет его основного труда «Происхождение видов» (1859).
 

    Открывая круглый стол, автор этих строк, заведующий кафедрой философии ИФиП, отметил, что личность Ч. Дарвина, его научная деятельность в контексте эпохи остаются и сегодня исследовательским полем, способным дать весьма интересные выводы не только для естествознания, но и для философии науки. Превращение молодого выпускника богословского факультета (Крайст-Колледжа) Кембриджского университета Ч. Дарвина в основоположника биологии как формы теоретического знания происходило в условиях, когда грани между профессионалом и любителем науки, натуралистом и сельским священником были весьма условными. Капитан корабля «Бигль» Роберт Фиц-Рой, под началом которого в течение пяти лет плавал вокруг света Дарвин, был страстным поклонником геологии. Именно Фиц-Рой предлжил своему гостю (таков был официальный статус Дарвина на государственном судне) прочесть первый том «Основ геологии» Ч. Лайелла. Кстати, сам корифей геологии Лайелл окончил юридический факультет. В те далекие времена главную роль играли не институциональные, а личные связи и инициатива. Дарвин чудом попал на «Бигль» еще и потому, например, что Фиц-Рою, «горячему последователю Лафатера», не понравился нос Чарльза.

    Дарвин писал: «Когда я отправился на «Бигле», профессор Генсло, который, как и все геологи в ту эпоху, верил в последовательные катастрофы, посоветовал мне достать и изучить только что опубликованный первый том «Основых начал», но ни в коем случае не принимать его теорий. Как изменились мнения геологов! Я горжусь, что первая же местность, где я производил геологические исследования, Сантьяго на острове Зеленого мыса, убедила меня в бесконечном превосходстве взглядов Лайелла сравнительно с теми, которые защищались до тех пор известными мне геологами». Как заметил кандидат исторических наук А.С. Луньков (кафедра философии ИФиП), такое сходство научных взглядов впоследствии привело и к дружескому сближению двух ученых. Фактически усилиями Дарвина многие ученые включились единую исследовательскую программу. Это прежде всего Т. Гексли, Ч. Лайелл, Дж. Гукер, А. Грей и многие другие.
 

Аспирант Ботанического сада А.А. Усов отметил: бесспорно то, что на постулатах, изложенных в теории Дарвина, была создана современная теория эволюции. В настоящее время нет более логичной и доказанной теории, чем та, которую изложил Дарвин в своем труде «Происхождение видов путем естественного отбора или сохранения благоприятных рас в борьбе за жизнь». «Величие Ч. Дарвина связано не с тем, что он «доказал эволюцию» — идея эволюции витала в воздухе с конца XVIII в. — а с тем, что Дарвин создал первую и пока единственную естественнонаучную теорию эволюции. Он открыл (путем тщательных наблюдений и замечательных умозаключений) пока единственный в природе общий естественнобиологический принцип — принцип отбора», — писал Тимофеев- Ресовский.
 

О.А. Брюхановских (соискатель ИПЭ) обратил внимание собравшихся на то, что эволюционная теория Дарвина дала мощный импульс развитию анатомии, физиологии, систематике, экологии, генетике, биогеографии, психологии и другим биологическим дисциплинам. Она инициировала и развитие теории происхождения жизни на Земле. В настоящее время существуют две концепции — теория панспермии и теория биологической эволюции. Бурно развивающаяся неравновесная термодинамика буквально на наших глазах меняет всю картину мира. В ее рамках процесс происхождения жизни теряет свою абсолютную уникальность (а вместе с нею и сопутствующий ей мистический ореол) и становится обычной, хотя и чрезвычайно сложной, научной проблемой.
 

Профессор, доктор сельскохозяйственных наук В.А. Усольцев (Ботанический сад), ссылаясь на монографию Э.И. Колчинского, посвященную анализу двухвековой дискуссии между сторонниками катастрофистских и селекционных моделей эволюции (2002), сделал вывод, что они развивались по существу параллельно, приведя к формированию синтетической теории эволюции. С одной стороны, известно, что согласно положениям Ж. Кювье, эволюция биосферы протекает по принципу космических катастроф и определяется случайными процессами. С другой стороны, по мнению противников катастрофизма, объяснять происхождение жизни на Земле только случаем — это равносильно объяснению происхождения словаря взрывом в типографии. В наши дни физик С.Д. Варфоломеев (2004) не отрицает, что мир развивается в рамках теории отбора, но потом происходит нечто, качественно меняющее ситуацию, что жизнь возникла совершенно драматически и непонятно до сих пор, каким образом. Невозможность вывести из физики и химии неживого комплекс жизненных явлений — это, по мнению Ю.В. Чайковского, неопределенность, известная математикам как «невыводимость» согласно теореме Геделя о неполноте.
 

Колоссальный объем новой информации, накопленной в биологии за 150-летний период после появления теории Ч. Дарвина, отметил профессор, доктор биологических наук С.Н. Санников (Ботанический сад), объективно подтверждает принципы эволюции организмов под влиянием естественного отбора. Укреплению позиций дарвинизма способствовали открытия дискретности и мутаций признаков, синтез дарвинизма с генетикой и развитие популяционной биологии на базе генетических методов. В то же время в современной синтетической теории эволюции возникают новые концепции. В частности, в итоге эколого-генетических исследований (1954–2009 гг.) в лесах и последующих обобщений возникла гипотеза импульсной микроэволюции популяций организмов под влиянием природных экологических катастроф. Постулировано, что большинство из них — ураганы, засухи и пожары, наводнения, лавины и сели, а возможно. даже землетрясения и извержения вулканов — не случайный, эпизодический, а вполне закономерный феномен на Земле (Санников, 1973–1991). Они «запрограммированы» гелио- и геофизическими циклами, а периодически повторяются в экосистемах с той или иной цикличностью, и являются непреходящим эволюционно-экологическим фактором. Циклические катастрофы радикально преобразуют эколого-генетическую структуру и функции популяций. Например, в сосновых лесах пожары, повторяющиеся несколько раз в течение жизни одного поколения леса, уничтожают наименее огнестойкие, отставшие в росте деревья, одновременно вызывая «волны возобновления» и миграции популяций, репродуктивной изоляции деревьев, рекомбинаций и случайного изменения частот генов в новых поколениях сосны.
 

Согласно Н.В. Тимофееву-Ресовскому (1971), резкие изменения среды усиливают действие всех элементарных факторов микроэволюции — отбора, мутаций, изоляции, дрейфа и частот рекомбинации генов. В результате можно сформулировать общебиологическую гипотезу импульсной микроэволюции популяций: вследствие циклической смены постепенных и катастрофических изменений среды и генетической структуры популяций микроэволюционный процесс представляет апериодическое чередование во времени двух фаз — относительно медленных флуктуаций и скачкообразных (при сильных катастрофах необратимых) преобразований их генофонда.
 

Кандидат биологических наук К.В. Маклаков (ИЭРиЖ) обратил внимание собравшихся на тот факт, что сформулированная Дарвином эволюционная теория была альтернативой господствовавшим религиозно-христианским представлениям и вполне заслуженно стала называться «научной», так как автор обосновывал ее сведениями из разных областей знания и результатами своих собственных и чужих наблюдений, предоставляя возможность читателю самому взвешивать аргументацию и не обязывая что-то принимать на веру. Сам Ч. Дарвин был человеком кропотливым в своей любознательности и скептически мыслящим, то есть истинным ученым, из-за чего и публиковать свой труд решился только под давлением друзей и обстоятельств.
 

Во то время существовали лишь предельно общие представления о материальных основах наследственности (не было генетики, но еще много значила родословная, «кровь») и не было никаких представлений о популяционном характере адаптаций, а единственным критерием дифференциации биологических видов был морфологический. При этом ключевыми понятиями эволюционной теории, опережая время, стали «изменчивость» и «естественный отбор», а сама теория хоть и не была по объективным причинам, да и сейчас не является, абсолютно доказанной, по праву стала корневой системой взглядов, или парадигмой, в биологии. В идейных спорах, выносимых на общественное обсуждение, как в ХIХ, так и в ХХ столетиях, большую роль, нежели обоснованность, играла убежденность. Теории Дарвина суждено было стать орудием идеологии прогресса и естественного происхождения человека, так как происхождение других видов не столь идеологически значимо. Притягивая убежденных сторонников, научная эволюционная теория помимо воли ее создателя переродилась в антирелигиозное «дарвиновское учение», а получив идеологическую направленность, приобрела «философский» суффикс «-изм». Неожиданным для многих продолжением этой идеологической борьбы стал нынешний переход в контрнаступление креационизма, который умело использует несоответствия современным сведениям и пробелы в эволюционной теории. При этом клерикальная точка зрения в свое обоснование приводит ссылки на вполне научные данные, то есть пользуется достижениями науки и адаптируется к современному рационалистическому типу сознания. Налицо методологическая конвергенция научного и религиозного типов познания, так как и сама наука уже давно, когда осознанно, а когда нет, вместо сухой формализации пользуется методами морального и эмоционального убеждения, и один метод, по всей видимости, уже невозможен без другого.
 

Таким образом, судьба книги Дарвина оказалась двойственной или диалектичной, она во многом совпадает с судьбой самой науки в XX веке. Теория получила широкое распространение благодаря вненаучной идеологической борьбе, но и сама встала в ряды этой борьбы, сопровождавшей социальные сдвиги. Это отличает ее от последующих теорий, появляющихся уже в равнодушную, утилитарную эпоху, когда наука стала государственной отраслью, заняла институты и статьи бюджетов и все больше превращается в чиновничью структуру, а научные идеи могут вызывать общественный интерес, только суля какую-либо технологическую выгоду.
 

Солидаризуясь с выводами Кирилла Владимировича о дарвинизме и главном, но не единственном, его творце — Дарвине следует добавить, что в отечественной и зарубежной научной литературе вклад Дарвина традиционно оценивается как революционный. «Влияние его трудов на различные сферы науки, общественной мысли, культуры и политики принято именовать «дарвиновской революцией» (Колчинский Э.И., 2007). Влияние Дарвина не только революционно, но и универсально. Он намеренно подчеркивал свою некомпетентность в области политики или искусства, упорное нежелание касаться вопросов религии, негативное отношение к философии («метафизике») и дедуктивным методам вообще. Приоритет он всегда отдавал конкретным эмпирическим исследованиям («бэконовскому индуктивизму»). Но Дарвин не был бы великим ученым, если бы он педантично следовал этим установкам в своем творчестве. С точки зрения истории и методологии науки особый интерес представляют именно те, еще не осмысленные и по сей день основания и посылки научной деятельности, благодаря которым он смог оказать революционое влияние на научное мышление — в самом широком смысле, подчиняющее себе разнообразные формы материальной и духовной жизни европейского общества эпохи домонополистического капитализма.
 

Дарвин избегал поднимать проблемы исходных форм живого мира, тем более проблем рождения и эволюции Вселенной. Даже проблема происхождения человека получила первоначальное освещение не на страницах его произведений. Однако именно «Происхождение видов» создало прецедент: наука стала отвечать на те вопросы, которые раньше считались прерогативой религии. Все сложные существа возникли как результат абсолютно естественных процессов. «Происхождение видов», без сомнения — главное произведение, в корне изменившее направление дискуссий в вопросе о самом начале, об истоках» (Д. Браун, 2009). «По части истоков сущего первым авторитетом вместо Моисея стал Дарвин, и его же начинали признавать первым авторитетом по части нравов» (У. Ирвин, 1973).
 

По мнению кандидата философских наук Е.С. Юрковой (УФ РГУТиС) понятие «борьба за существование» отражает те факты, что каждый вид производит больше особей, чем их доживает до взрослого состояния, и что каждая особь в течение своей жизнедеятельности вступает во множество отношений с биотическими и абиотическими факторами среды. Это явление сегодня мы можем рассматривать шире — в том числе как дарвиновский принцип в культуре. Возникает вопрос: почему человек, «окультурившись» за прошедшие тысячелетия, не выработал инстинктивный механизм торможения агрессии и единственным средством ее подавления все еще остается мораль, направляющая волю и эмоции в социально-допустимое русло? Получается, что агрессия как биологический механизм естественного отбора до сих пор актуальнее механизма торможения агрессии. Не следуетли отсюда печальный вывод, что другой культуре в современном обществе не выжить?
 

Кандидаты наук С.В. Оболкина и С.В. Токмянина (кафедра философии ИФиП) в своих выступлениях рассматривали перенос теории биологической эволюции в сферу социальных наук. Возникает социальный дарвинизм, с точки зрения которого борьба за существование, естественный отбор и выживание наиболее приспособленных рассматриваются в качестве не только биологических, но и социальных факторов. Идеи борьбы за существование и выживания сильнейшего к концу XIX в. выходят далеко за пределы науки и становятся популярными не только в политике, бизнесе, но и в художественной литературе. Осознание роли конкуренции как необходимого для общества свободного соревнования умов, талантов, способностей сыграло положительную роль в социальной теории и практике. Чрезмерное же преувеличение роли конфликта в социальной жизни составляло изъян социал-дарвинистской парадигмы.
 

Профессор, доктор философских наук Н.В. Бряник (УрГУ) остановилась на том, как дарвиновская идея естественного отбора нашла приложение в философии ХХ столетия, в частности, в творчестве К.Р. Поппера. Он представил развитие науки как перманентный процесс движения от одной проблемы к другой. Метод следования от проблемы к проблеме (и, соответственно, от теории к теории) он назвал методом проб и ошибок.
Еще в 20-х гг. прошлого столетия Л.С. Берг писал: «Теория Дарвина сослужила свою полезную роль, дав мощный толчок научной мысли и побудив тем к новым исследованиям. Но теперь в вопросах эволюции дальнейшее движение вперед возможно лишь в том случае, если мы отбросим ложное предположение о борьбе за существование и отборе, как факторах прогресса». Отбор ничего не отбирает, он фактор не творческий, а консервативный, поддерживающий норму. Л.С. Берг видел в эволюции как прогрессивном факторе присущую организмам изначальную целесообразность, которая ведет к качественному преобразованию форм жизни. Близкие Бергу взгляды в те же 20-е годы развивали А.А. Любищев и Д.Н. Соболев. «Центральной идеей Любищева является утверждение, что эволюционный процесс заранее задан, что многообразие возможностей развития строго ограничено, как это уже известно для онтогенеза», — писал еще в начале 1970-х гг. К.М. Завадский. Против этой позиции выступил ряд ученых и философов, критика дарвинизма в СССР сделалась невозможной: учение Дарвина под давлением чисто идеологических соображений максимально сближается с марксизмом-ленинизмом (например, в работах Н.И. Бухарина). Лишь во второй половине ХХ в. линию Л.С. Берга, А.А. Любищева, Д.Н. Соболева продолжили теперь уже ушедший из жизни С.В. Мейен и Ю.В. Чайковский.
 

Сегодня обозначилась тенденция признавать несостоятельность классического дарвинизма, синтетической теории эволюции и других форм селекционизма, исповедующего генеральный принцип отбора. Вместе с тем, приходят в активную фазу различные варианты эволюционной мысли недарвиновской и антидарвиновской ориентаций (В.И. Назаров. Эволюция не по Дарвину: Смена эволюционной модели. 2007).
 

По мнению доктора физико-математических наук В.Ю. Ирхина (ИФМ), теория Дарвина остается работающей теорией, лежащей в основе современной генетики. Однако ее принципиальные трудности, которые прекрасно осознавал сам Дарвин, до сих пор вряд ли могут быть разрешены в рамках современной науки. С другой стороны, наивный креационизм, основаны на буквальном фундаменталистском понимании Библии, также не может устроить современного человека. Творение мира не завершено и продолжается. Источники жизни и эволюции не ограничены трехмерным пространством и линейным временем; видимые нам гены и хромосомы выступают скорее как символы, чем как материальные объекты и инструменты.
 

Аспирант И.А.Неклюдов высказал убеждение в том, что несмотря на непрекращающиеся уже полтора века споры вокруг учения Дарвина, никто не в силах отрицать значения его трудов для мировой истории как науки, так и духовной культуры человечества.
 

Подводя итоги круглого стола, можно сделать вывод: эпоха идеологически навязанного приоритета дарвиновской версии эволюционизма закончилась. Настала пора вдумчивого, объективного анализа плюсов и минусов теоретического и культурного наследия Дарвина, его современного смысла не только как системы научных положений, но и как целостного мировоззренческого комплекса, как определенных философских оснований, сохраняющих значительный идейный потенциал.
 

Ю.И. МИРОШНИКОВ,
доктор философских наук