Они были избранными...

Зауральские курганы глазами антрополога

 

На выставке «По следам археологических экспедиций», организованной сотрудниками Института истории и археологии УрО РАН и екатеринбургским Домом ученых (см. «НУ» № 6 с.г.), едва ли не самой представительной была экспозиция Зауральского отряда отдела археологии ИИА (руководитель — доктор исторических наук профессор Л.Н. Корякова). В сотрудничестве с Национальным центром научных исследований Франции участники этой экспедиции изучают памятники раннего железного века лесостепного Зауралья, расположенные в Курганской, Челябинской и на юге Тюменской области. Эти раскопки помогают составить представление о взаимодействии культур лесостепной и лесной зон, о взаимовлиянии человека и среды, об этнографических, этнических, а также антропологических особенностях наших предшественников на уральской земле.


 

   В частности, новаторский и перспективный характер носит изучение биоантропологических и демографических характеристик населения этого региона в IV в. до н.э. — II в. н.э. Анализ палеоантропологических материалов из погребений саргатской культуры помог определить основные биоантропологические черты элитного слоя этих коллективов, выделить основные виды физической деятельности, составить представление о системе питания. Подробнее об этой работе мы попросили рассказать специалиста-антрополога, кандидата исторических наук Дмитрия Ивановича Ражева:

— Раскапывая древние могильники (в нашем случае, это — курганы Зауральской лесостепи Скаты I, Гаёвский I, Сопининский, Большеказакбаевский II), мы узнаем в деталях, как проходили захоронения, что представляет из себя само погребальное сооружение и в чем его уникальность.

Достаточно «информативным» объектом стал курганный могильник Гаёвский. Здесь было обнаружено непотревоженное погребение: останки крупного по размерам человека, похороненного по стандартному воинскому обряду. При нем были большой гуннский лук, кинжал… И только камеральный анализ показал, что перед нами — 12-летний мальчик. Необычно развитый физически — настоящий богатырь, но даже по тем временам слишком юный, чтобы считаться взрослым воином. Как правило, в эту категорию переходили после четырнадцати лет. Возможно, кроме выдающегося роста, этот человек имел какие-то особые заслуги, и его погребение было исключительным случаем.

Интересные результаты приносит исследование парных центральных погребений. Часто при внимательном изучении оказывается, что впечатление парного или массового захоронения создает многослойное сооружение, перекрытия которого были со временем разрушены, и кости с разных уровней перемешались. Не всегда это дело рук грабителей. Завладев территорией, на которой располагался курган, новые хозяева хоронили в нем своих умерших, чтобы придать дополнительную легитимность своему пребыванию на этой земле. Курган — «маркер» территории, захоронение в нем обеспечивает право на владение землей, поэтому сейчас мы обнаруживаем могильники, до трех раз «обновлявшиеся» подобным образом.

Но вернемся к парным захоронениям. На том же Гаёвском могильнике в центральной яме одного из курганов были найдены останки двух взрослых мужчин. Как позже выяснилось, практически неотличимые скелеты: идентичными были малейшие морфологичские детали (форма фасеток на костях, расположение питательных отверстий и т.д.), которые обычно индивидуальны для каждого человека. Из этого мы заключили, что эти люди были кровными братьями с минимальной, может быть, разницей в возрасте.

— Как антрополог, более точные данные о находках вы получаете при лабораторном анализе…

— Да, в камеральных условиях уточняются такие характеристики, как пол, возраст человека, состояние его здоровья… Моя специализация — макроморфология, физическая антропология классического направления, представителем которого является и Патрис Курто, антрополог Национального центра научных исследований Франции, работающий в палеоантропологической лаборатории г. Бордо, участвовавший в работе нашего отряда в 1994–2002 гг.

— Чем так привлекли французов раскопки в Зауралье?

— Реализовать совместный российско-французский проект помогли, на мой взгляд, прежде всего широкий кругозор и незаурядные организаторские способности научного руководителя нашей группы Людмилы Николаевны Коряковой и, конечно, совпадение научных интересов. В отношении антропологии немаловажную роль сыграло то, что в железный век на территории Франции практиковалась кремация усопших. Курганные же захоронения, содержащие достаточно полные скелеты, оказываются ценнейшим источником информации. Кроме того, наше комплексное исследование по принципу «могильник-поселение» давало возможность представить всю структуру жизнедеятельности социума, особенности землепользования, материальную культуру, обрядность и т.д. Французские археологи и антропологи могли на основе наших данных построить теоретические модели и впоследствии рассмотреть их правомерность уже на своем материале. Работать с ними, с тем же Патрисом Курто, было очень интересно, я многому у него научился. Для французских коллег характерны отличная профессиональная подготовка, хорошо разработанные методики, вполне применимые к нашим условиям. Их материальные возможности, разумеется, также сыграли не последнюю роль: они спонсировали раскопки, способствовали публикациям — в некотором смысле, открыли нам «окно в Европу».               

Продолжая разговор о камеральном этапе антропологических исследований, отмечу такое наблюдение: по-видимому, курганы и могильники, которые мы раскапываем, несут информацию о сравнительно небольшой части общества. Можно назвать ее и элитой, но это лишь с одной стороны элита в классическом понимании этого термина, а с другой — определенная профессиональная группа, может быть, еще и этнически обособленная. В частности, мы находим скелеты со следами искусственной деформации. Деформация черепа была знаком высокого социального ранга, принадлежности к группе, составляющей ядро данного общества. Это были — избранные. И подчеркивалось это не всегда роскошью погребального обряда, а даже самим фактом возведения кургана, ведь это было очень трудоемкое дело. Сам этот процесс, в котором участвовало большое количество людей, нес определенную идеологическую нагрузку.

Так вот, при камеральном анализе были выявлены две группы погребенных.               

У людей (прежде всего мужчин), принадлежащих к первой группе, места прикрепления мышц были развиты слабо, что говорит о малой физической нагрузке и необременительном образе жизни. К тому же и маркеры голодного стресса, отмечающиеся на зубах, у них практически отсутствовали — следовательно, в детстве они получали хорошее питание. Тогда как люди второй группы, судя по зубам, периодически голодали, но хорошо развитый рельеф мест прикрепления мышц указывал на серьезные и регулярные физические нагрузки в зрелом возрасте. Отсюда мы сделали вывод, что в элиту, в число избранных, погребаемых в кургане, попадали двумя способами: либо по праву благородного рождения, либо в награду за личную доблесть и боевые качества. Рядом хоронили «господина» и тех воинов, которые были достойны лежать рядом с ним, причем хоронили с полным соблюдением обряда. Хотя, несомненно, социальные отличия внутри погребений присутствуют. Две вышеуказанные группы выделены нами по биоантропологическим данным, тогда как с точки зрения археологии — по «набору» сопутствующих обряду предметов, по положению в погребальной камере — они не выделяются.

— Итак, по скелету человека вы реконструируете особенности его физического развития, а затем и род занятий, исходя из того, на что человек был «натренирован»…          

— Да. И нами были выявлены многие интересные черты. Например, что касается всадничества, то всадниками эти люди были, но… мягко говоря, «факультативными», по мере надобности [Д. Ражев — автор статьи «Остеологические признаки всадничества», вошедшей в сборник «Новое в археологии Южного Урала» (Челябинск, 1996)]. Или такой пример: рассмотрев места прикрепления мышц, связок, следы заболеваний тазобедренных суставов людей, похороненных в курганах, мы пришли к выводу, что они предпочитали сидеть, свернув ноги калачиком…

Как видим, порой историческое исследование развивается как цепочка дедуктивных заключений, «пишется» во времени как увлекательный детектив, где для антрополога главным предметом, главной «уликой» является человек. «Конспектом мироздания» окрестил когда-то человека философ и естествоиспытатель Павел Флоренский, подразумевая прежде всего наше духовное содержание и предназначение. Но, думается, применимо это определение и к работе антрополога, по хрупким остаткам воссоздающего целостную картину жизни людей и развития общества в далеком прошлом.
 

Член-корреспондент РАН А.В. Головнев у стенда Зауральского отряда.
 

Беседовала Е. ИЗВАРИНА