«У КАЖДОГО НА СЛУХУ И В ПАМЯТИ…»

Прежде всего, Евгений Евтушенко был Поэтом, не побоимся сегодня этой оценки — великим русским поэтом. Кроме главного в своей жизни — Поэзии, где он открывал, пробивал новые пути и возможности, Евгений Александрович успешно выступал и как прозаик, драматург, автор сценариев, постановщик фильмов, актер (исполнил главную роль в биографическом фильме о К.Э. Циолковском), а также незаурядный фотограф. А еще — завершил огромный литературоведческий труд редактора-составителя антологии русской поэзии. До него подобных изданий — по объему, по хронологическому охвату, по комментариям и подбору персоналий — не было. Он дал блестящие образцы масштабных поэм, и он же оставил нам тончайшую, искреннюю, сердечную лирику. У каждого на слуху и в памяти стихи «Идут белые снеги…», «Со мною вот что происходит…», «Весенней ночью думай обо мне...» «Любимая, спи...», «Зашумит ли клеверное поле...» и так далее, и так далее.

О поэте написаны тысячи статей, защищены диссертации, изданы книги, впереди — несомненно капитальные исследования и монографии. Но, простившись с ним живым, мне хочется поделиться мозаичными воспоминаниями о встречах с Евгением Александровичем, не раз бывавшем на Урале.

…1960-й. По городу разнесся слух: приезжает Евтушенко. Как-то удалось раздобыть гостиничный телефон, и мы с Игорем Холодовым попытались заманить Евтушенко на встречу в Уральский политехнический институт и в редакцию газеты БОКС, в те годы отличавшуюся особой творческой, вольнолюбивой атмосферой. По телефону Евгений Александрович пригласил нас придти на его творческий вечер в университет...

Народу в аудитории — битком! Не уместившиеся в партере и на полу сидели на шкафах.

Евтушенко — высокий, молодой, уверенный, жестикулирующие длинные руки — как ветви дерева. Так выразительно читать стихи никто из поэтов не умеет. Затем — ответы на многочисленные вопросы. Тогда мы впервые услышали о возрастающей популярности Булата Окуджавы, о моде на его песни, особенно в студенческой среде. И в тот вечер, и в последующих выступлениях разговор по душам, откровенные признания, смелые оценки действительности, часто идущие наперекор установившимся догмам, всегда представляли особую ценность для слушателей поэта-гражданина.

…В начале 1980-х мы, уральцы, собрались в Москве в Центральном доме литераторов, чтобы поздравить нашу землячку Беллу Дижур с награждением медалью за поэму о Януше Корчаке. Здесь и состоялось мое более близкое знакомство с Евгением Евтушенко. С Беллой Абрамовной его связывала дружба через ее сына, знаменитого скульптора Эрнста Неизвестного.  При прощании поэт попросил меня посодействовать в организации его выступления в Свердловске. С помощью некоторых полезных знакомств это удалось. Было и открытие выставки его фоторабот. После вернисажа я сопровождал Евтушенко, и тогда впервые он пожаловался на приступы подагры и боли в ногах («Так любил шампанское, теперь приходится пить водку»)...  По окончании творческого вечера в «Космосе» договариваемся встретиться у меня дома: «на мамины пельмешки» собрались Герман Дробиз, Яша Андреев, Юра Лобанцев, Виталий и Тамара Воловичи, Алексей Борисович Федоров, два челябинца, составители подробнейшей библиографии Евтушенко, фотограф Женя Бирюков с фотоаппаратурой. Ждем Евтушенко полчаса. час, наконец, слышим — идут (как оказалось, зрители долго не отпускали любимого поэта, забрасывали вопросами, просили автографы). Теснимся в прихожей. Входит — большой, в модной шубе с шалевым воротником, стягивает лохматую сибирскую шапку и, как ледокол (но не грубо), разрезает толпу встречающих и протягивает громадный букет алых роз маленькой старушке, хозяйке дома.

Конечно, были разговоры о жизни в Москве и в Свердловске, о литературе, о проблемах книгоиздания молодых и не только, чтение «по кругу». Чтобы не утомлять гостя, читали по два-три стихотворения. Разбора не предполагалось — чай, не на литобъединении. Но я заметил: с каким-то особым вниманием Е.А. слушал стихи Майи Никулиной. Думаю, именно это первичное впечатление впоследствии подвигло его подробнее познакомиться с ее творчеством и включить подборку стихов в готовящуюся антологию.

...В мастерской художника Николая Григорьевича Засыпкина я увидел Евтушенко как тонкого ценителя живописи. Он рассказал о встречах с мало нам знакомыми художниками — об Олеге Целкове, о Михаиле Шемякине. «Хорошего художника можно узнать, даже не разглядывая все полотна, достаточно увидеть уголок, фрагмент, — говорил Евгений Александрович, прикрывая картину Засыпкина «Небесная симфония» куском картона. — Смотрите, какое буйство цвета и какая гармония!». С ним нельзя было не согласиться. Позднее я побывал в его собственной галерее в Переделкине, которую он выстроил рядом со своей дачей. Ему многие дарили свои работы — живописцы, графики, скульпторы. В коллекции можно встретить и Шагала, и Шемякина, и Пиросманишвили... И — большую друзу уральского аметиста. Сейчас приезжающие в писательские пенаты обязательно устремляются не только в Дом Пастернака, в музеи Чуковского и Булата Окуджавы, но и в Музей-галерею Евгения Евтушенко. Еще одно подвижничество «больше чем поэта»!

…Он действительно внимательно относился к нашему региону, можно сказать, изучал жизнь тылового Урала: Свердловска, Челябинска, Магнитки, Нижнего Тагила, понимая — если бы их не было, тогда бы и сталинградский «коренной перелом» мог не состояться. В поэме «Непрядва» Евтушенко вывел образ тагильчанки Поли Куликовой (конечно, ассоциация с героическим Полем Куликовым), которая героически трудилась для Победы.

…Прошли десятилетия, единый Союз писателей СССР канул в лету, Евтушенко спрашивает меня:

— Ты в каком Союзе?

— Я — в Союзе писателей России.

— Значит, мы с тобой — в разных. Слушай, надо объединяться, обязательно надо. Начни с Урала. Хотя бы на платформе конфедерации.

Вскоре я написал статью о необходимости прекращения распрей в писательской среде, рассказал и о разговоре и рекомендациях Евтушенко. Статья под заголовком «Даешь конфедерацию» была опубликована в Литературной газете. Прошло 30 лет, а воз и ныне там... В 1991 году чучело Евтушенко сжигали на Комсомольскам проспекте. Раздрай в писательской среде продолжается.

...Идем из гостиницы в УПИ, где зрители заждались.

— Ты по-прежнему в Архитектурном? Профессор? Сколько ты получаешь?

— Двадцать пять тысяч.

— Меня часто упрекают некоторые, вот — он уехал в Штаты, бросил Родину. Ничего я не бросал, мой дом в России, в Переделкино. Я тоже профессор, преподаю студентам университета современную литературу и кино ХХ века. Знаешь, сколько я получаю? 180 тысяч, если перевести в рубли. Так стоит работать там? Ну вот…

…Были и забавные случаи. В Челябинске по поручению обкома КПСС его сопровождал драматург Константин Скворцов. Закончены выступления. Объявлена посадка на самолет. Евтушенко и провожающие спешат под дождем по летному полю. Вдруг у Евгения Александровича лопнул шнурок на ботинке, ноги вязнут в жиже. Что делать? Молодой коммунист Скворцов не растерялся, выдернул шнурок из своего ботинка и вручил московскому гостю. Все, успели!.. Евтушенко поднимается по трапу, оборачивается, прощально машет рукой и выдает:

Останетесь, дорогой наш Евгений Александрович, и не только на тропинках, а в наших сердцах. Да только ли уральцев и россиян?  Его знал весь мир. Он не удостоился Нобелевской премии, хотя не раз был к ней представлен. Нобелевский комитет, возможно, не мог простить поэту песнь революционной Кубе или стихотворение, в котором он заявлял «в ответ неискренним чьим-то словам; считайте меня коммунистом, вся жизнь моя скажет вам!». Он был русским поэтом и советским поэтом, но мечтал не о том социализме, который принес огромные трагедии, а о новом, светлом, справедливом обществе, о котором мечтали шестидесятники, лидером которых он был.

На фото С. Новикова:
Е.А. Евтушенко во время встречи с читателями после концерта. Челябинск, 1981 г.