Skip to Content

РЕНТНОЕ ОБЩЕСТВО: КАПИТАЛИЗМ НА ПЕНСИИ?

Недавно в издательском доме Высшей школы экономики в серии «Экономическая теория» вышла коллективная монография «Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии», уже получившая хорошие отзывы специалистов и вызвавшая дискуссии. Ее соавторы, сотрудники Института философии и права Уральского отделения РАН доктор политических наук, профессор РАН Леонид Фишман, кандидаты политических наук Виктор Мартьянов и Дмитрий Давыдов осмысливают новые реалии, в которых прежние экономические категории утрачивают актуальность и им на смену приходят хорошо забытые старые, обретая новые роли. О том, какие именно, наш корреспондент поговорил с Виктором Мартьяновым, исполняющим обязанности директора ИФиП УрО РАН.
— Виктор Сергеевич, в последние годы понятие ренты — получения экономических выгод, не связанных с производством, — все чаще всплывает в научных публикациях. Отчего такой внезапный поворот к традиционной и, казалось бы, второстепенной экономической теме?
— Ничего удивительного: жизнь движется, и общество меняется. Общественные науки, хотим мы или нет, всегда обладают двойной функцией: они не только стремятся к истине, но и обязаны создавать модель идеологического дискурса, самоописания общества через отражение его ценностей. Последние двести лет экономисты, политологи, правоведы описывали современное состояние как «общество труда» в двухфазной модели «труд — капитал» в условиях конкурентных рынков. Понятие ренты (а традиционно в экономике рассматривалась земельная рента) казалось им периферийным, скорее, наследием феодальных отношений.
Классическая модель капитализма предполагала непрерывный рост производства, что отражалось в идее беспредельного положительного прогресса человечества. Однако наступил момент, когда рынок окончательно глобализировался, т.е. сделался фактически распределенным между глобальными игроками. Экстенсивное расширение рынка приостановилось, и вместе с ним остановился рост мирового производства. Попытки перераспределения рынка — торговые войны, «мягкая сила», частные военные компании на службе корпораций — проблемы не решают. Сегодня при совершенствовании технологий количество произведенного товара растет, но мировой ВВП уменьшается.
Соответственно уменьшается число людей, занятых в производстве. Если раннеиндустриальные промышленные гиганты нуждались в десятках тысяч рабочих рук, то сегодня это автоматизированные цеха, а ниша экономики услуг малочисленна. В таких глобальных корпорациях, как «Майкрософт» или «Гугл» занято чуть более 100 000 человек, и этого числа работников хватает на весь мир.
— Но ведь это относится прежде всего к высокотехничным производствам?
— Это глобальная тенденция. Если сто лет назад рабочий был занят на производстве примерно 3 000 часов в год (6 дней в неделю по 10–11 часов в день), то сегодня вдвое меньше (4–5 дней по 7–8 часов). За двадцатый век стандарты образования увеличили время обучения в школе с 7 до 11 лет (а в Европе и до 12), плюс бакалавриат и магистратура, в результате специалист выходит на рынок труда лишь к 30 годам, и очень часто оказывается, что там его никто не ждет, требуется переобучение. Фактически относительно низкий уровнень безработицы достигается задержкой в выводе молодежи на рынок рабочей силы. Растет число прекариата — занятых на негарантированных рабочих местах, по временным и «серым» схемам, в сезонной занятости, на неполном рабочем дне и т.д.
Но самое главное даже не это. Сто лет назад, в условиях конкурентных рынков, структура доходов у 90% населения действительно была классовой, а сейчас она примерно на 2/3 определяется местом проживания. Россия не исключение: такой порядок официально закреплен в указах Президента, в частности, зарплата ученых должна составлять 200% средней по региону…
— Это вы о «майских указах»? Да, получается, что за один и тот же интеллектуальный труд в Москве обязаны платить почти 200 тысяч рублей, в Екатеринбурге — 72, а вот в Кабардино-Балкарии меньше 50, потому что у них низкая средняя зарплата…
— Это типичная географическая рента, заложенная в оплату труда. Европа столкнулась с наплывом мигрантов именно из-за того, что минимальное пособие в Германии гораздо выше, чем полноценная зарплата в Африке. Таким образом, деньги выплачиваются не столько за труд, сколько за вхождение в определенное сообщество, территориальное или, реже, корпоративное. Никакими рыночными механизмами этого не объяснить. Более того, не только стратификация общества на основании рыночной востребованности отходит на второй план, но и сама по себе «этика протестантизма», о которой вслед за Максом Вебером долго говорили теоретики западного общества, исчезает из общественных умонастроений.
Капитал вообще не любит неопределенности и напряжения свободной конкуренции, он хочет именно ренты, если под ней понимать ресурс, получаемый в результате привилегированного институционального положения или эксклюзивного доступа к ограниченным ресурсам. Поэтому монополизация, ноу-хау и владение патентами, поиск новых ниш потребления, а особенно государственные закупки — все эти способы преодоления честной конкуренции вы найдете в любом учебнике по маркетингу. Простейший вид перехода капитала в ренту — капитализация стартапа: создать новое производство и тут же выгодно его продать, передав управление наемному менеджменту и оставшись акционером, т.е. рантье. Доля ренты в распределении доходов все время возрастает, вытесняя долю труда.
Другой важный момент — усиление роли государства в производстве. В позапрошлом веке участие его в экономической жизни было гораздо меньше, фактически ограничиваясь вооруженными силами и собственно аппаратом управления. Революции и две мировые войны заставили государства взять на себя проблемы образования, здравоохранения, безработицы и т.д. За последние сто лет вместе с моделью социального государства появились новые виды социальных рент, которых никогда не существовало в прошлом: пособия безработным, пенсии по инвалидности, госвыплаты отдельным категориям граждан (материнский капитал, субсидии на приобретение жилья бюджетникам и т.д.), социальные пенсии, не зависящие от личных трудовых накоплений. Рента все чаще выступает платой индивиду за нереализованные возможности, стабилизируя общество, не давая значительным слоям населения впасть в нищету. Сейчас практически во всех странах более половины расходов ВВП контролируется государством, и фактически идет новый цикл огосударствления капитализма — частный капитал переориентируется с получения рыночной прибыли на внерыночные преимущества и ренту с государства за предоставление потребительских услуг населению.
— Но тогда рентный подход означает, как вы и пишете в книге, иной подход к выделению социальной структуры?
— Совершенно верно. Слияние крупных производственных корпораций и государства приводит к совершенно иной социальной структуре, ядро которой непосредственно встроено в пирамиду распределения национальных ресурсов. В глобальном масштабе рынки распределены: 150 транснациональных корпораций, аффилированных с ведущими мировыми державами, контролируют 60% мирового рынка. В этих условиях получить свою значимую долю рынка можно лишь при распределении государственных заказов, встроившись в крупные национальные программы. Поэтому развивается экономический лоббизм, а государство начинает возвращаться к протекционистской политике, пытаясь зарезервировать определенную долю рынка для национальных компаний.
— Каков же с этой точки зрения прогноз развития общества и экономики?
— Понятно, что значительного экономического роста уже не будет. Но отсюда не следует, что нас ждут полная стагнация и апокалипсис. По оптимистичному сценарию государствам удастся добиться консенсуса между открытостью рынка и интересами национальных производств; собственно, ряд международных экономических соглашений и союзов — и Всемирная торговая организация (ВТО), и такие, как БРИКС, АСЕАН и два десятка аналогичных — как раз и пытаются выстроить подобный международный порядок. Да, модель «социального государства», расцвет которой пришелся на первые послевоенные десятилетия, будет постепенно сворачиваться либо приобретет новые формы. Сейчас экономисты много говорят о так называемых «мусорных» рабочих местах: избыточных с точки зрения эффективности, но снижающих безработицу — они в известной мере компенсируют избыток рабочей силы. Число занятых в госаппарате и бюджетников будет расти и дальше, оно нигде в мире не сокращается. Возможен и переход к модели безусловного базового дохода. Он не первый год обсуждается в разных странах, идут достаточно масштабные эксперименты, причем значительная часть развитых государств уже сейчас имеет такую финансовую возможность.
— Гарантированные выплаты государства, покрывающие основные потребности, — идея чрезвычайно заманчивая, двести лет назад многие так себе и представляли наступление коммунизма…
— Да, тогда это выглядело сказкой, но теперь там, где есть условия, она в той или иной форме может осуществиться. Не нужны лишние рабочие места, не надо ходить на нелюбимую работу, все время жизни человека становится свободным… В определенном узком смысле это достижение всеобщего равенства — впервые в истории человечества. Продолжатся попытки компенсации политическими средствами постоянного ресурсного расслоения общества, генерируемого «саморегулирующимися рынками». С другой стороны, в области услуг, образования и досуга могут развиться принципиально новые потребности и, соответственно, возникнуть новые рабочие места для секторов экономики, удовлетворяющих эти потребности. В любом случае речь идет о возможности серьезной реструктуризации экономики, что может дать ей новый толчок к развитию. Но может и завести в длительную стагнацию.
Пессимистический сценарий развития рентной экономики — замыкание обществ в национальных границах, формирование жестких, не склонных допускать приток извне социальных групп в зависимости от близости к распределению государственной ренты. Не хотелось бы использовать этот термин, но фактически это будет новое сословное общество. Статус человека будет определяться его принадлежностью к определенной госкорпорации, а так называемые «частники» и тем более «незанятые» окажутся гораздо менее защищенными в социальном смысле. Эта тенденция существует и сейчас, вопрос в том, станет ли она господствующей. Мы еще услышим идеологические обоснования такого положения, и они будут далеки от риторики свободных конкурентных рынков.
— А каковы политические последствия этого процесса? Что будет с демократией?
— Посмотрите на все народные волнения и массовые беспорядки последних лет. Какие выдвигаются требования, кто желает свободы и равноправия? Практически все хотят льгот и привилегий, то есть ренты. Однако я полагаю, что проблема требует дальнейшего серьезного изучения. В своей монографии мы попытались свести воедино то, что уже наработано, и обозначить предметное поле для дальнейшей дискуссии. Говоря о будущем, надо понимать, что окончательных ответов быть не может.
Беседу вел
Андрей ЯКУБОВСКИЙ
 
Год: 
2019
Месяц: 
декабрь
Номер выпуска: 
24
Абсолютный номер: 
1205
Изменено 23.12.2019 - 14:17


2021 © Российская академия наук Уральское отделение РАН
620049, г. Екатеринбург, ул. Первомайская, 91
document@prm.uran.ru +7(343) 374-07-47